13 августа 1913 года в Одессе родился замечательный композитор
Модест Табачников, песни которого стали символом и визитной карточкой нашего города. Одесситы талантливы во всем.
Талантливы они и в своих песнях. Можно с презрением относиться к так называемому
«легкому жанру», но как уйти от того факта, что многие песни, рожденные в нашем
городе, врезались в память поколений и,
благополучно пережив запреты, гонения и критические разносы, сегодня, по сути,
явили миру какую уже по счету молодость.
Чтобы не быть голословными, давайте припомним: «Лимончики», «Свадьба в доме
Шнеерсона», «Мясоедовская», «Ах, Одесса, жемчужина у моря»... А какие судьбы,
какие интереснейшие истории нередко стоят за этими названиями!
Песню «Ах, Одесса...» Модест Табачников сочинил, сидя за
столиком в ресторане гостиницы «Лондонская». Музыканты тут же наиграли мелодию,
написанную их коллегой на салфетке, и назавтра город запел: «Ах, Одесса,
жемчужина у моря...». Кстати, однажды эта песня спасла ее автору жизнь в прямом
смысле слова. Бандиты, пытавшиеся на ночной Пушкинской ограбить композитора,
узнав, что перед ними тот, кто сочинил их любимую песню, тут же отпустили его с
миром.
Начало биографии
Модеста Табачникова ничем особым не примечательно и похоже на десятки
подобных жизнеописаний ровесников советской власти. Он родился в Одессе, в городе, где из каждого
окна раздавались звуки скрипки, рояля или виолончели, в городе, где
музыкальность считалась одним из важных достоинств мальчика. И именно
мальчиком, в детстве, Табачников начал увлекаться музыкой. То он играл в
духовом оркестре, то в оркестре народных инструментов при фабричном клубе. Это
продолжалось до восемнадцати лет, пока он не поступил в Одесский музыкально-театральный институт
им. Бетховена (так замысловато тогда
называлась консерватория), в
дирижерский класс, и тогда основным его инструментом стал рояль. Что касается
практической деятельности, то в 1929-1932гг. юный Модест уже работал пианистом
в солидном заведении - клубе Одесской ВЧК-ОГПУ. В 1936-40гг. - налицо карьерный
рост: он уже концертмейстер филармонии. Одновременно в 1934-41гг. - музыкальный
руководитель театра с редким для учреждений культуры названием (дань времени!) «Мотор». Перед самой войной Табачников заведовал музыкальной частью Одесской
киностудии.
В 1941 году 28-летний музыкант и композитор Модест Табачников
был назначен художественным руководителем ансамбля песни и пляски 2-й
гвардейской армии, впоследствии став его начальником. Готовя программу к
очередной годовщине Октябрьской революции, он тесно сотрудничал с соавтором
Ильей Френкелем. Когда-то Френкель
выпустил сборник стихов, предисловие к которому написал Константин Симонов.
Есть там, в частности, такие строки: «В годы войны, которую поэт от первого до
последнего дня прошел в рядах армии, не было такого фронта, на котором бы не
пели песню «Давай закурим». Я и сегодня, более чем через двадцать лет после
войны, не могу без волнения слушать ее замечательные слова, которые мог
написать только человек, по-настоящему знающий, что такое война и что такое солдатская
жизнь на войне...». Много лет спустя поэт рассказал, каким образом возникла
сама идея песни. «За моей спиной, - вспоминал И. Френкель, - были годы встреч с
множеством людей. И часто поводом к общению служило: «Нет ли закурить?», а то и
просто приглашение: «Давай закурим!».
Чиркнет огонек, выдохнется колечками дым - лед разбит, завязалась
беседа. Иногда знакомство, иногда больше. А военному человеку закурить означало
еще и предметно ощутить связь с домом, с кругом близких. Лишенному уюта и отдыха огонек папироски,
запах табака напоминают о чем-то приятном, скрашивают одиночество, успокаивают,
приводят в норму. «Давай закурим!» - чем плох этот пароль дружбы?».
А о том, как родилась эта песня, рассказал писатель, поэт,
знаменитый фельетонист времен «оттепели» Л.Лиходеев, который тогда, в октябре
сорок первого, работал в Каменске, в редакции газеты Южного фронта «Во славу
Родины». Рядом с ним были Илья Френкель, Владимир Поляков (будущий главный
автор программ Аркадия Райкина), Борис Горбатов... Странная, непутевая в тот
год стояла зима на Южном фронте - то мороз с жуткой метелью, то оттепель с
грязью по колено... В одну из таких ночей Френкель разбудил Полякова: «Ну-ка
послушай...». И начал читать:
«Теплый ветер дует. Развезло дороги.
И на Южном фронте оттепель опять.
Тает снег в Ростове, тает в Таганроге...
Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать...».
«Илюша, друг, это же изумительно!» - Поляков крепко обнял
автора. На шум собрались все газетчики. Виновник ночного переполоха вытащил
из-под кровати двухрядку, подал текст песни Полякову и заиграл... Утро
наступило незаметно. В секретариате редакции, в типографии, в столовой многие
уже напевали: «Давай закурим, товарищ,
по одной, давай закурим, товарищ мой...».
Причем пели совсем не тот мотив, который известен сейчас. Мелодия вообще как-то
постоянно изменялась, но исполнителей и слушателей это мало смущало. А слова
нравились всем - наверное, потому, что в них звучала сокровенная мечта:
«А когда фашистов не будет и в помине,
И к своим любимым мы придем опять...».
Представьте себе только: фашистские полчища рвутся к Москве,
трудно под Ленинградом, впереди еще вся война, а поэт видит, поэт предчувствует
победу: «Вспомним, как на запад шли по Украине...». Да, такая песня людям была нужна словно
воздух. И нашелся человек, который сделал эти стихи песней. Когда в политотделе
18-й армии их показали Модесту Табачникову, композитор сразу же сел за пианино.
Он спешил написать музыку, как спешат доставить артиллеристам снаряды, зная,
что они на исходе... Наутро в политотделе армии состоялось прослушивание
новорожденной песни. Все сидели как завороженные: для каждого в ней было что-то
очень родное... «Нас опять Одесса встретит как хозяев, звезды Черноморья будут
нам сиять...» - эти строчки Табачников пропел с закрытыми глазами: он родился и
жил в Одессе, в несравненной Одессе, где сейчас хозяйничали гитлеровские
бандиты. Он участвовал в обороне города
и пережил горечь расставания с ним... И когда замер последний аккорд, кто-то
чуть слышно отозвался:
«Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой...».
И полетела песня - к пехотинцам и артиллеристам, к танкистам
и кавалеристам, к морякам и летчикам. А спеть свое новое сочинение в праздничном
концерте на сцене Модест Табачников доверил земляку - солисту ансамбля,
выпускнику Одесского театрального училища, солисту ансамбля южного фронта
Аркадию Явнику, который (разумеется, не без влияния истории родного города)
взял себе сценический псевдоним Воронцов. На премьере композитор лично
аккомпанировал исполнителю на аккордеоне. Случилось это 8 ноября 1941 года... Когда же Табачникову представился случай на
день приехать в Москву, он разыскал Клавдию Ивановну Шульженко и подарил... эту
песню. Никто, включая композитора, не
представлял, какая оглушительная слава ждёт его творение. Впоследствии артист
страшно жалел, что, в отличие от К. Шульженко, не имел возможности записать эту
песню в студии и таким образом «увековечить» своё «первенство». Хотя М.
Табачников при послевоенных встречах всегда подчеркивал, что помнит, чьим
голосом была впервые озвучена одна из его лучших песен. Она все годы была в
репертуаре певицы. Но еще важнее, что негромкая эта песня надежно сохранилась в
сердцах тех, кто потом, в сорок третьем, действительно «на запад шел по
Украине», кто освобождал и «славную Каховку», и «город Николаев», кого
встретила «как хозяев» Одесса... Стоит, правда, отметить, что и у Клавдии
Шульженко не обошлось без «одесского влияния»: ведь ее тогдашним мужем и
соруководителем ленинградского джаз-ансамбля был одессит Владимир Коралли,
который, собственно говоря, в свое время и свел певицу со своим земляком и
приятелем Модестом Табачниковым.
Всенародная популярность песни подтверждалась порою
удивительным образом.
Когда советские войска освободили Ростов-на-Дону, рабочие
Донской государственной табачной фабрики обратились к авторам песни, чтобы те
разрешили выпуск папирос под названием «Давай закурим!». Однако политуправление
фронта отказало ростовчанам: им объяснили, что песня - это не реклама.
Интересно, что бы сказали те генералы и полковники, доживи они до нынешних
дней?!... Песня очень нравилась Леониду Брежневу. Говорят, что на одном из
концертов, где присутствовал Генеральный секретарь, после выступления Клавдии
Шульженко Брежнев, смахнув слезу, поинтересовался у своего помощника, какое
звание имеет певица. Тот ответил: «Народная артистка Российской Федерации».
«Подготовьте указ о присвоении ей звания народной артистки Советского Союза», -
распорядился Генсек . Указание было быстро исполнено. А вот авторам песни в
плане «царских милостей» не повезло. В 1975 году, накануне 30-летия Победы,
несколько генералов направили письмо Брежневу с просьбой наградить поэта и
композитора. Однако ответа не последовало...
Однако на многотрудных дорогах войны сумели люди сберечь
песню и сегодня снова напоминает нам ее незатейливый мотив «об огнях-пожарищах,
о друзьях-товарищах», обо всем том, о чем забывать мы права не имеем...
Композитором же Табачникова сделала Великая Отечественная
война. И уже упомянутая первая военная песня «Давай закурим»
стала прекрасной лирическая
запевкой всего его песенного творчества. Став одной из самых популярных, она
сразу запала в душу и легко выдержала
испытание временем. Если бы в годы войны,
которую композитор с первого до последнего дня прошёл в рядах действующей
армии, им была бы написана только одна эта песня, ставшая паролем фронтовой
дружбы и братства, то и в этом случае имя её автора, безусловно, осталось бы
яркой и незабываемой строкой в музыкальной летописи нашего народа. А ведь им
были написаны в этот период и десятки других песенных произведений, многие из
которых распевались на фронте и в далёком тылу. Распространялись они мгновенно,
передаваясь как эстафета, не с кассеты на кассету, как в наши дни, а с живого
голоса на живой. Их пели во фронтовых землянках, в госпиталях и в походном
строю, переписывали их слова друг у друга, посылали домой в солдатских
треугольниках. И тем, кто их слушал и пел, в ту пору вовсе не было дела до того,
кем они сложены. Сам же Табачников совершенно не подозревал о такой
популярности своего творчества.
Успех - всегда великолепный стимул к творчеству. И за годы
своей композиторской деятельности Табачников написал большое количество разнообразных
музыкальных произведений: оперетт, обозрений, музыки к драматическим
спектаклям, к кинофильмам и песни, песни, песни. Песни Табачникова всегда
привлекали своей мелодичностью и гармонической структурой. В каждой из них есть
особый, свойственный только ему стиль и,
главное, широкая доступность. Они так и ложатся в память. Особенно охотно Модест Ефимович обращался к
жанру лирической, шуточной и эстрадной песни. Но и песни на слова М.Светлова,
К.Симонова, С.Острового с ярко выраженной гражданской, патриотической направленностью
также были быстро подхвачены слушателями. Трудолюбие Табачникова поразительно -
он написал музыку к пятидесяти одному драматическому спектаклю, к семи
кинофильмам, семи опереттам, ему принадлежит авторство более трехсот песен. Но самые популярные в
родном городе были его хиты, как бы их назвали теперь, - «Дядя Ваня», «Я помню
старый дом», «Мама». Одна из песен
Табачникова в исполнении Утесова - «У
Черного моря», слова к которой написал
одессит Семен Кирсанов, заставляла пережить щемящую радость обращения к детству
и юности в родном городе, понять и почувствовать «с чего начинается Родина» и
как складывается любовь к ней. Главное в ее тексте - первая строка:
«Есть город, который я вижу во сне...».
